Спустя 20 минут мы подъезжаем к огромному зданию и по названию я понимаю, что это частная медицинская клиника, очень похожая на ту, в которой несколько недель назад работала я. Адам выходит из машины и на секунду окинув меня взглядом, направляется к входу. Я послушно следую за ним. Несмотря на короткое время пребывания под дождем, мои волосы и одежда успели знатно промокнуть. Войдя в помещение, меня резко отдало холодным воздухом кондиционера, от чего по телу пробежали мурашки. Адам подошел к стойке медицинской сестры, а я рассматривая дизайн холла поняла, что эта клиника для богатых, для очень богатых людей. Уверена, что работать здесь ꟷ одно удовольствие. Это была моя мечта, выучиться на врача, открыть свою клинику вроде этой и помогать людям — именно то, что требовала моя душа. Но все мои мечты были разрушены одним человеком.
Мы шли по идеально освещенному коридору клиники, здесь пахло спиртом и эфиром. Адам остановился перед входом в одну палату. Повернув металлическую ручку и открыв белую дверь, он вошел внутрь хорошо освещенной комнаты, я последовала за ним.
Вблизи окна, на медицинской кровати, в лежащем положении лежал молодой парень. В носу у него была канюля, через которую пациент получал кислород. В его вены были введены иглы множества капельниц, а к сердцу подключен электрокардиостимулятор.
— Адам, это… — я вся дрожала от холода, подойдя ближе к пациенту и посмотрев на лицо парня, я увидела некую его схожесть с Адамом.
— …Это мой брат, — привычным холодным тоном произнес Адам. Я перевела взгляд на Адама и с горечью в голосе произнесла:
— Мне очень жаль…
— Тебе жаль? — он с силой сомкнул челюсть, сейчас он был похож на обезумевшего зверя, который вот-вот наброситься на свою жертву.
— Да, мне жаль, Адам, — кровь кипела внутри меня, и злость брала вверх. — Ни один человек на земле не заслуживает вот так лежать пластом под множеством капельниц и надеяться, что приборы, искусственно поддерживающие в нем жизнь, никогда не выйдут из строя. — Волна моей агрессии захлестывала и его. С меня хватит. — Поверь, я знаю, что говорю. Я каждый день видела, как люди боролись за свою жизнь, когда работала в подобной клинике. — Я уже в гневе толкала его в грудь, но он словно скала, не двигался с места.
— И лицо моего брата не кажется тебе знакомым? — Адам перехватывает мои руки и опускает их, все еще держа в своих ладонях.
— Что? — растерянно спрашиваю я, вглядываясь в его серые глаза.
— Пару месяцев назад ты навсегда лишила его возможности жить полной жизнью, — Адам отбрасывает мои руки. Кровь начинает стучать в висках, отдаваясь головной болью.
— Я… я не понимаю… — я снова смотрю на Марка. Мое тело пробивает дрожью.
— После аварии Марка госпитализировали в одну из клиник города, нанятые мною лучшие врачи страны боролись за его жизнь. И прогнозы давали надежду, что он встанет на ноги заживет прежней жизнью. Его перевели в палату, где за ним присматривал лечащий врач. И в один день ему резко стало плохо, он почти умер, — Адам оскалился и перевел взгляд на брата. — А после он впал в кому. Врачи разводили руками и понятия не имели, что именно вызвало анафилактический шок, который и привел к коме. Однако мне потребовалось много времени и много бабок, чтобы мои люди узнали, что в тот день врачи прикрывали свои задницы и престиж клиники. Все потому что одна из безмозглых медсестричек перепутала баночки и ввела внутривенно ему не тот препарат, от чего у него случилась анафилаксия. — Адам презрительно и с отвращение посмотрел на меня. — Это была ты…
От его последних слов у меня перехватило дыхание. На глазах наворачиваются слезы. Грудь раздирает на части, стена, выкрашенная голубой краской, мутнеет с каждой секундой. Я непонимающе хлопаю глазами и сглатываю ком в горле.
— Нет, я не могла… — я отшатываюсь назад, в голове пробегают события тех времен, когда я помимо учебы подрабатывала в клинике. Да, иногда я была рассеяна из-за усталости и постоянного недосыпа, но чтобы перепутать препараты… Никогда…
— Это ты, ты разрушила ему жизнь, — Адам берет меня за плечи и начинает трясти, больно сжимая кожу так, что на ней вскоре окажутся синяки.
— Нет, нет, нет… — я мотаю головой из стороны в сторону, по щекам опять текут слезы. — Адам, я не могла…
Он одной рукой хватает меня за горло, больно сжимая. Воздух покидаем мое легкие, и я с жадностью пытаюсь поймать ртом кислород.
— Мне больно, Адам, я не могу дышать… — хрипло выдаю я, жалко хватаясь за его руки, сжимающие мое горло.
Он отбрасывает меня в сторону, от чего я падаю на холодный пол. Он заводит руку за спину и в его руке появляется пистолет.
— Что ты делаешь? — он подносит дуло прямо к моему лбу. Я мотаю головой, обняв себя руками. Я хватаю ртом воздух, но, кажется, будто кислород в этой комнате пропал. Я слышу стук собственного сердца и звук пищащего аппарата, подключенного к телу Марка.
— Один выстрел и твои мозги окажутся на стене, — холодным тоном на одном выдохе выдает Адам. Его рука совсем не дрожит, он смотрит прямо в душу, одно движение и он покончит со мной. — Ты даже представить не можешь, как долго я ждал момента, когда смогу всадить пулю тебе в голову, смотреть, как ты истекаешь кровью и мучаешь, также как мучился Марк. И до сих пор ты дышишь только благодаря моему терпению.
— Ты не можешь вот так, — я сглатываю ком в горле, голова начинает кружится и появляются первые признаки того, что вот-вот я упаду в обморок. — Вот так не разобравшись, выстрелить. — Я глубоко выдыхаю, стараюсь перевести дыхание и успокоиться свое дрожащее тело. — Я бы никогда не смогла рисковать жизнью пациента. Твои люди могли ошибиться, могли перепутать меня с кем-то…
Я чувствую, что горло сжимает острым лезвием. Приступ подкрадывается ко мне мелкими шажками. Грудь Адама часто поднимается и опускается, он скользит взглядом по моему лицу, ища признаки лжи.
— Заставь своих людей перепроверить данные! — слезы мутной пеленой заполнили мои глаза, и я не могу разглядеть его лица. — Если ты убьешь меня, и окажется, что я не виновна моя кровь будет на твоих руках! — Я хватаюсь за колени и с силой сжимаю их, стараюсь облегчить свое состояние. Я поднимаю глаза на потолок, и яркий свет больничных ламп слепит меня. Я пытаюсь сконцентрироваться на другом, чтобы приступ одышки не завладел мною и мой взгляд бегает от одной лампы к другой, но писк горящих светильников режет слух, усугубляя состояние. — Я не виновата… не виновата … не виновата. — вновь и вновь, словно мантру повторяю я. Я открываю рот, стараясь сделать глубокий вдох, но ничего не выходит, я пытаюсь повторить это снова, все тщетно.
После моих слов издается выстрел. Звук оглушает меня и я не слышу ничего, кроме бешенного стука своего сердца и прерывистого дыхания. И, кажется, мое дыхание замедляется…
Глава 13
Я сильно и часто моргаю, чтобы привести себя в сознание. Пульсирующая боль давит на голову изнутри. Я смотрю по сторонам и вижу всю ту же обстановку палаты, только теперь все вокруг кружиться. Я поворачиваю голову и вижу на обивке серого дивана дыру от пули. Он выстрелил в сторону. Я падаю на пол и начинаю громко рыдать, зарываясь пальцами в волосы.
Где, черт возьми, персонал этой больницы? Они должны были сбежаться на звук выстрела, но до сих пор в этой палате мы одни. Конечно, у него все схвачено. Тебя могут прикончить в стенах этой клиники и твое тело вынесут вместе с использованным медицинским инвентарем. Вот что творят деньги, люди покупают и продают жизни других. Твоя жизнь ничего не стоит, если на кону стоят огромные бабки.
Меня кто-то берет за плечо и тянет вверх, я встаю на ноги и совсем их не чувствую, они словно ватные. Он что-то говорит, но я ничего не слышу и на секунду мне показалось, что я оглохла. Адам выводит меня из палаты, вокруг полно персонала и всем плевать, они проходят мимо, занимаются своими делами. Только некоторые пациенты с интересом наблюдают за нами.